Они не сошлись с официально одобренным искусством стилистически, потому как учились не у передвижников, а у Босха, Матисса, Сезанна, Пикассо. Да к тому же выбирали не те темы и мотивы, поскольку хотели писать так, как подсказывает им сердце, а не последняя партдиректива. Они любили древнерусские иконы и лубок и осмеливались обращаться к евангельским сюжетам или уходили в романтические фантазии вместо того, чтобы отражать и прославлять «будни великих строек».
— Им, вероятно, близок был тезис Виктора Шкловского, что творчество не зависит от цвета флага над крепостью, — говорит старший научный сотрудник Воронежского областного художественного музея имени Крамского Мария Ласкина. Именно из его фондов в рамках межмузейного сотрудничества собрана экспозиция.
Мы смотрели с моей собеседницей еще не развешанные по стенам произведения — от авангардистов двадцатых — Фонвизина, Чернышева, Романовича, Милашевского — до нонконформистов шестидесятых-семидесятых, допустим, легендарного вдохновителя и участника разогнанных выставок Элия Белютина. И пробовали объяснить самим себе, что же так провоцировало, если не пугало тогдашние власти в работах Семенова-Амурского, графике Павлова или живописи Виктора Вакидина.
Ну, допустим, Романович настораживал настойчивым интересом к мифологическим, а особенно евангельским историям. Его взвихренные композиции, например «Несение креста», поражают сочетанием силы, боли и сострадания: измученный, окровавленный Иисус и злобная, звериная, оскаленная физиономия у Него за спиной. Но чем не угодили остальные-то? Нежный, поэтичный Фонвизин. Изначально, по крайней мере, верный реалистическим традициям Чернышев. Тот же Павлов. Может, не устраивало, что он слишком безжалостно, на пределе трагического изображал войну, когда на черном фоне в земле лежат убитые солдаты-новобранцы, а над ними расхаживают фантастические существа с шакальими головами?
Но хватит гадать, оглядываясь на прошлое. Важнее, наверное, мысль Ласкиной, которая считает, что изъятие всех этих живописных и графических творений из опыта нескольких советских поколений нанесло ущерб и эстетическому, и нравственному началу в нашей жизни. В 2012 году эти картины и графика были показаны воронежцам в рамках Платоновского фестиваля. И вот теперь познакомиться с ними появилась возможность у липецкого зрителя.
Я спросил у гостьи из Воронежа, что все-таки, по ее мнению, должно придать цельность, единство выставке, ведь художники настолько разные. Вполне вероятно, что между ними при жизни не было бы согласия касательно смысла творчества и права творца на абсолютное самовыражение. Так, когда-то существовало объединение «Маковец». Его создали авторы, которые были покорены работами классика авангардизма Михаила Ларионова.
— Их и роднит то, — сказала мне Мария, — что они не боялись быть самими собой, выбирать свою нехоженую, не притоптанную другими дорогу.
Кого-то из зрителей увиденное увлечет. У кого-то вызовет недоумение, раздражение. Не будем, однако, торопиться с приговорами. Прислушаемся к совету знатока, известного писателя и эссеиста Джулиана Барнса: «Мы всегда должны соглашаться с художником, что бы мы ни думали о самой работе. Искусство — это не храм, из которого следует изгнать неподготовленных, шарлатанов, аферистов и охотников за славой; искусство не может быть таким храмом, оно, скорее, похоже на лагерь для беженцев, где почти все стоят в очереди за водой с пластиковой канистрой в руках».
Экспозиция, кстати, названа «Другое искусство: где взять броню и щит». Расшифровывать это можно по-всякому. Но ясно одно: душу творца не прикрыть ни щитом, ни броней, если она сама открывается миру, перевоплощаясь в краски, линии, ритмы, образы...
"Липецкая газета". И. Неверов