Стрелецкие Васильевы (фотогалерея)

Разыскивая многочисленных представителей рода Васильевых из Стрельца, словно движешься по загадочному лабиринту. Хорошо, что в наших руках оказалась путеводная нить. Книга об отце Людмилы Иосифовны Васильевой – Автономовой – заветный клубок, который потихонечку разматывается


Продолжение. Начало в №№ 10, 15, 24, 33, 35


Иллюстрации - в галерее



Парижское детство


Её воспоминания уже не раз помогали воссоздавать образы самого протоиерея Иосифа, его жены, родных, детей. Конечно, она пишет и о себе.


«Я родилась 31 августа 1853 года в Париже на несомненную радость своих родителей, которых была пятой дочерью, что не помешало назвать меня Людмилой».


Читаю бесценные свидетельства ушедшего времени и невольно думаю: почему именно Людмила написала воспоминания об отце? Ведь её сёстры и братья любили и ценили его не меньше, были не менее образованны, отлично владели словом. Об этом говорят те же, приведённые в прошлой нашей публикации дневниковые записи Любови Иосифовны. Наверняка каждый хранил в памяти эпизоды из жизни своего замечательного семейства. Но перенести их на бумагу, наверное, не позволяли дела, заботы, хлопоты. А написать книгу – ежедневный и многомесячный труд. Поблагодарим же за него Людмилу. И Ирину Брезгину из Санкт-Петербурга, которая сделала для нас электронную копию этого труда. Перелистаем страницы «Воспоминаний» и перенесёмся в Париж второй половины девятнадцатого века. «Мы жили в квартале Champs Elysees Rue de Berry. Церковь бедненькая, помещалась в частном доме. Наша квартира отделялась от церкви экипажным проездом со сводом. Из залы можно было попадать прямо в церковь, дверь в дверь. Эта дверь открывалась только для отца, мы должны были ходить в храм кругом. Одна комната, длинная проходная, служила как бы складом разной домашней утвари и не освещалась. Меня приучали к храбрости, заставляя несколько раз подряд, медленно, спокойно проходить мимо злосчастной комнаты. Этот чрезвычайно странный педагогический приём большого успеха не имел, да я на беду слышала рассказ о «Пиковой даме» и так боялась мёртвой старухи в белых атласных туфлях, что, вся дрожа, думала, что сейчас страшная она вынырнет из тёмной комнаты и схватит меня…


Мне было лет семь, но все находили, что я для своих лет мала ростом—и вот по совету одной умной дамы меня положили спать в соседней с «пиковой» комнате на длинный узенький волосяной диван. Я страшно мучилась от страха, не отпускала няню от себя, пока не засну, но зато вытянулась и стала нормального роста…


Папаша непременно хотел, чтобы мы хорошо, без акцента говорили по-русски, сами родители всегда объяснялись с нами на родном языке. Отец поехал в Петербург и, чтобы исправить наше произношение, купил у весьма злой помещицы, генеральши Крыжановской, крепостную девку Софью… Она была интересная нянька, знала много сказок чисто русских, даже не совсем приличных рассказов…


Не буду описывать чина освящения церкви (храма Александра Невского), об этом говорят в своих воспоминаниях мой зять А.Л. Катанский и митрополит Леонтий. Наша новая квартира при церкви была очень хороша и обширна. Мы занимали два этажа. Из прихожей шла широкая дубовая лестница. Она доставляла нам большое, но редкое развлечение: мы садились на верхние ступеньки и скатывались вниз. Иногда этим способом нас спускалось по три разом – кто скорее…


Два раза в неделю нам каждой давались карманные деньги. Когда приближался день именин родителей, мы начинали копить свои деньги, чтобы купить им подарок. Одни из нас дарили цветы, другие покупали раззолочённый лист бумаги, писали на нём стихи, басни, приветствие. Некоторые из нас подносили свои рисунки, образчики диктовок. Было торжественно и весело. Родители благодарили нас, целовали, в этот день уроков не полагалось…


Детьми мы были очень набожны, молились усердно и охотно, даже маленькие выстаивали службы до конца. Хорошо помню свою первую исповедь. К ней приготовлял меня бывший вторым священником в Париже отец Прилежаев. Он был очень серьёзным, строгим человеком, заставлял учить молитвы и разъяснял важность покаяния. Накануне исповеди весь день и вечер мы держали себя в высшей степени смиренно и скромно, настроение было умилённое. При наступлении исповедного возраста папаша дарил каждой из нас по Евангелию. Оно и теперь у меня цело, даже переплёт из кожи мало изменился…


Одевали нас просто, удобно, но очень рано стали надевать корсет, чуть ли не с восьми лет. Конечно, носили пышные кринолины, которые мамаша сама хорошо делала. Помню, как было смешно, когда по приезде в Петербург разгружали сундук, и в нём оказался бесконечный слой кринолинов, которые очень удобно складывались кружочком. Причёсывались без проборов, носили сетки на всю голову, одинаково все, до шестнадцати лет. Тогда носили прюнелевые цветные башмаки. Было весьма эффектно, когда мы все гуляли: двенадцать зелёных ног. Наша большая семья была такой редкостью во Франции, что французы восхищались нами, к тому же большинство из нас были очень белокуры, а я, Люба и Володя почти беловолосые. Когда почему-либо не приходила гувернантка, мы ходили гулять с няней. У неё был свой костюм, а именно чепчик, длинный белый передник с большим рубцом, без всяких кружев, и на плечах шаль…


Мы получали много детских иллюстрированных журналов – к именинам или в поощрение успехов в науках, так что вместе с теми книгами, которые нам дарили знакомые, у нас образовалась очень большая библиотека. Её, увы, пришлось оставить в Париже при нашем переселении в Россию, так как багаж и без неё у нас был громадным – целый пароход».


Петербургские встречи


В Париже пришлось оставить не только многие вещи, но и какие-то привычки. Только детские впечатления остались на всю жизнь. Приведённые эпизоды – лишь малая часть описанных в книге Людмилы Иосифовны трогательных подробностей. Из них состоял светлый, чистый, в общем-то замкнутый мир семейства Васильевых. Хотя и встреч с интересными людьми было много. («Можно смело сказать, что в то время (1850-67 годы) Париж вмещал в себя всю Россию, как интеллигентную, трудовую, так и высшую, аристократическую. Не могу даже перечислить всех бывавших в то время у нас»). И описание французской столицы того времени в её записках присутствует. Но нам сегодня интересна сама эта девочка, получившая русское воспитание за границей.


С багажом хорошего образования, благовоспитанности и наивности приехала в 1867 году четырнадцатилетняя Люда в Петербург. Вот как она об этом вспоминает.«Наша казённая квартира помещалась на Литейной, против департамента уделов, в церковь которого мы всегда ходили. Так как наша семья была очень большая, то для нас соединили в верхнем этаже дома две квартиры в одну, образовалось 12 обширных комнат, но было чрезвычайно высоко подниматься по лестнице, 84 ступени, лифтов же тогда не существовало…


До чего простиралась любезность и внимательность к отцу его друзей, свидетельствует тот факт, что жена шефа жандармов графиня Е. Шувалова приехала посмотреть, хорошо ли устроился папаша на новой квартире, и, найдя, что мебели мало, прислала чудную обстановку для гостиной, крытую малиновым штофом…


В Петербурге уклад нашей жизни был совершенно иной, чем в Париже. Материальные средства родителей были значительно меньше, а условия жизни – много дороже. Впрочем, я знаю, что папаша материальных преимуществ не искал, а желал послужить и в России на пользу Отечеству…


Петербург нам понравился, особенно Невский и Литейный, хотя они были гораздо хуже, чем теперь; на Литейном ещё немало было деревянных домов, а Невский уродовался отвратительным Пассажем и таким же Гостиным двором со скверными, полутёмными лавочками, где за каждую вещь заламывали тройные цены и приходилось торговаться до потери голоса. Всё это было для нас совершенно ново. Освещение улиц было скверное; в центральных частях – газовое, в недостаточном количестве, в других частях – чадил отвратительный тусклый керосин в дешёвых лампах, вставленных в деревянные, почему-то всегда кривые фонари. На углу Гостиного двора у Публичной библиотеки, по обеим сторонам проходов, стояли большие столы и продавались очень вкусные булки-сайки, их ухитрялись продавать всегда горячими; мальчуганы тут же шныряли с самоварами на плечах, укутанных в матрасы, продавая горячий сбитень. На улицах, даже центральных, кроме Невского, стояли открытые лари, где продавались: немного ржавая паюсная икра, рубец, куриные яйца и прочая снедь. За десять копеек торговец разрезал вдоль получёрствую французскую булку и в середину клал порядочный ломтик икры; это было вкусно, но вспоминать теперь противно.


Особенно поразили нас извозчики! Дрожки были на высоких висящих рессорах, фордека не было, сиденье такое узенькое, что вдвоём было очень скверно помещаться. Мать моя до конца жизни не могла привыкнуть к этим странного вида экипажам; чтобы не вывалиться, она судорожно просовывала палец за кушак извозчика и при частых ухабах кричала, вызывая более или менее остроумные замечания извозчика, с которым она входила в неприятные объяснения: «Как смеешь, дурак, разговаривать! Не понимаешь, генеральшу везёшь!» – «А мне всё едино, что генеральша, что куфарочка»…


Нравы уличные были тогда весьма беззастенчивые; на улицах не стесняясь, рассаживались для удовлетворения своих немалых нужд тут же на глазах прохожих, и не только дети, но и взрослые! Пьяных было изобилие; они отдыхали, растянувшись во весь рост на тротуарах, так что обыватель должен был обходить их, и только особенно буйных, ругательства которых превышали меру всякого терпения, будочник взваливал к себе на спину и тащил в часть.А драки этой пьяной братии!..


Правду сказать, после изысканного, благовоспитанного парижского общества мы сразу попали в совершенно иной круг; первое время среда наша показалась нам ужасной! Мы никак не могли свыкнуться с ужасными манерами и чересчур образными выражениями нашего духовного юношества; говорили они витиевато, иногда даже непонятно; потом, конечно, немного привыкли и даже полюбили своих кузенов: очень уж они были умны и интересны в трезвом состоянии!..


Новая для отца деятельность требовала большого умственного напряжения: приходилось прочитывать для одобрения к употреблению в школах массу новых учебников применительно к вводимой новой программе да ещё, кроме того, магистерские и докторские диссертации для присуждения им премий. Само собой разумеется, что председатель имел прекрасных помощников в лице членов духовного комитета, избиравшихся отцом среди видных столичных протоиереев, профессоров, чиновников. Ввиду обширного плана преобразования и новых задач, положенных в его основание, часто возникали неотложные вопросы, для скорейшего решения которых приходилось, кроме двух еженедельных заседаний комитета, ещё созывать экстренные у нас в квартире».Нетрудно предположить, что в доме Иосифа Васильевича Васильева собиралась избранная публика. Здесь беседовали не только на чисто профессиональные темы. Говорили о музыке, литературе, живописи. Молодые люди присматривались к умницам-дочкам. А глава семейства оценивал потенциальных женихов. Ни одну из своих дщерей он не отдал в ненадёжные руки. О своём избраннике Людмила Иосифовна пишет очень скупо и сдержанно. «В 1868 году мы познакомились со студентом Петербургской духовной академии Александром Афанасьевичем Автономовым. Когда он через три года окончил курс магистрантом, мне исполнилось 18 лет, и в 1871 году состоялась моя свадьба с ним.


Муж мой вскоре получил место старшего столоначальника в кредитной канцелярии Министерства финансов, но чиновничья служба ему не нравилась, через три года он принял сан священника, и мы уехали в Ниццу к богачу Дервизу, где мой муж назначен был настоятелем его домовой церкви».


Воспоминание о Дервизе


Сделаем отступление. Лично меня упоминание уроженца Лебедяни, знаменитого русского олигарха и мецената просто сразило. Как же всё переплетено, таинственном образом взаимосвязано в нашей истории, да вообще в жизни, наверное. Кстати, об этом написала недавно наша активная помощница в поисках стрелецких Васильевых Оксана Кириллова из Екатеринбурга: «Всё чаще приходит в голову, что все события в моей жизни не случайны, все встречи имеют какое-то особое значение, кто-то разложил карты, и мне предстоит разгадать секрет пасьянса. На «правильно разложенную колоду» я обратила внимание, сопоставляя факты жизни моих предков: мой пра-пра-прадед Иосиф Васильев, первый председатель учебного комитета Священного Синода, родился на Липецкой земле, и именно Липецк «укрыл» семью моего деда, скрывавшегося от ареста НКВД».


О нашем земляке, легендарном богаче Дервизе в декабре 2009 года писала в «Итогах недели» директор Лебедянского краеведческого музея Наталья Грузман. И вот теперь – мнение женщины, своими глазами видевшей сказочное богатство русского олигарха. Не всегда лестно она о нём отзывается. Но ведь и личность Павла Григорьевича была противоречивая. К тому же и сама Людмила Автономова приехала к месту службы мужа в подавленном состоянии. «Сынок мой не перенёс путешествия и умер на третий день по приезде в Ниццу от детской холеры». Впрочем, писала Людмила Иосифовна свои воспоминания, когда уже многие впечатления потускнели, в 1915 году.«Муж мой сначала очень понравился Дервизу, и последний просил его давать своим трём детям уроки Закона Божия и русского языка. За уроки платил скаредно – 6 франков час (1 рубль 50 копеек). Дервиз маленького роста, с большой полуседой бородой, производил собою не особенно приятное впечатление, благодаря своей излишней нервности: мигал глазами, движения – порывистые, судорожные. Человек был очень умный, просвещённый, но крайне тяжёлого, прямо невозможного характера! Капризный, взбалмошный; все домашние, не исключая жены, трепетали перед ним! Он был прекрасный музыкант, играл с такой душой, что, слушая его игру, нельзя было бы подумать, что артист – злой, бесчувственный человек! Жена его, Вера Николаевна, никакой роли в семье не играла; её вполне заменяла в этом графиня Келлер, крашеная, весьма умная особа, которая учила хозяйку дома светским приёмам, занимала и принимала гостей.


Кто же был Дервиз? Небольшой чин Министерства путей сообщения в железнодорожном отделе, он пользовался особой любовью и покровительством своего министра Чевкина. То было время горячки железнодорожного строительства, торжество концессионного начала. В министерство явился известный богач Мекк и, зная отношения Дервиза к Чевкину, обратился к нему с просьбой поддержать его ходатайство на получение концессии и узнать у министра, какой железнодорожный путь является наивыгоднейшим к эксплуатации. Чевкин показал своему любимцу тайную карту, на которой красным карандашом очерчен был Московско-Рязанский тракт. В благодарность за доставленное сведение Мекк взял к себе компаньоном Дервиза, хотя не имевшего никаких средств, но близость которого к Чевкину стоила миллионов. На постройке этой железной дороги компаньоны нажили колоссальные состояния, тем более что Мекк, вопреки закону, не пустил акции в продажу, а разделил их между своими помощниками. Говорили, что на долю Дервиза пришлось 30 миллионов. На видном месте своего кабинета Павел Григорьевич повесил портрет своего «благодетеля», как он называл Чевкина, уверяя при этом, что министр был честнейшим человеком; он ничего себе не нажил, а давал другим, что, несомненно, является особым родом честности! Всё, что я здесь рассказала, слышала от своего мужа, которому сам Дервиз всё это говорил, да и многое другое, что я, по общественным условиям, не считаю удобным предавать гласности.


Отношение к нему русских очень раздражало Дервиза, ему едва кланялись, так что он перестал ездить в приходскую церковь и стал хлопотать о разрешении иметь свою, домовую. Эти хлопоты, благодаря моему отцу, увенчались успехом, хотя по нашим церковным правилам не разрешается частным лицам за границей, кроме очень высокопоставленных, иметь домашние церкви в тех местностях, где есть приходская православная. Причина этой весьма разумной меры заключается в том, что частное лицо по тем или иным соображениям может продать свой дом инославному лицу, между тем – где стоял престол, не полагается больше никогда уже быть жилью; это условие рискует не быть соблюдённым. Так и случилось: когда Дервиз умер, его семья переселилась в Россию, ниццское имение было куплено, кажется, англичанами как юбилейный подарок королеве Виктории, а во втором – в Лугано – иностранцы устроили Sanatorium.


Сестра повела меня познакомить с В.Н. Дервиз. Роскошь, которую я увидела, превзошла мои самые смелые ожидания! Замок Вальроз стоял на довольно высокой горе. Все стены его были покрыты ползучими белыми и красными розами, а за замком – оливковая роща; площадь перед домом, с роскошными пальмами, имела чудный вид на Ниццу. Большие пруды с чёрными лебедями, по дорожкам ходили павлины. Весь парк из апельсиновых деревьев, цветших два раза в год, которые распространяли чудный, прямо опьяняющий аромат… Церковь помещалась в нижнем этаже, была чудная по красоте, вся из тёмного резного дуба. Утварь церковная, облачения – прямо царские. В церкви пел собственный прекрасный хор из 10 чехов. Громадная концертная белая зала с эстрадой на 50 музыкантов. Оркестр был смешанный, духовой и струнный, в нём участвовали замечательные солисты, и вообще эти концерты, два раза в неделю, с серьёзной симфонической программой, привлекали массу публики даже из окрестностей Ниццы, бывали любители, приезжавшие из Парижа! Чудный был зимний сад… Ёлку Дервиз делал сногсшибательную! На самой верхушке славолюбивый хозяин приделывал французское знамя с надписью золотыми буквами: «20000 франков на бедных города Ниццы». Уж и ухаживали французы за меценатом, всё же деньги даром не пропадали! В комнате стены, мебель – обитые парчой и вся обстановка – соответственная! Никогда больше, осматривая дворцы, я такой роскоши и богатства, как у Дервизов, не видала!..


В мае мы переехали на летнее пребывание в имение Дервиза Тревано, близ Лугано. Там была особая теплица с согревающимся бассейном для водяного растения Виктория Регия, розовые цветы которой достигают феноменальных размеров и на третий день увядают. Вот для этих трёх дней и тратилось много тысяч! В конце парка – большая ферма, молоко не знали куда девать; это не мешало самому Дервизу назначить нам плату по 10 су литр. Также большой огород с разными овощами, с нас также приноравливались брать за каждую морковь плату; я нашла, что лучше мне отдавать свои деньги бедной торговке, чем богатому Дервизу, и всё покупала в городе. К дому Дервиза в глубине парка вела широкая аллея, обсаженная рододендронами, и было обилие белой душистой акации, из цветов которой там делают вкусные оладьи. Церковь вся из полированного оливкового дерева. Надо заметить, что Дервиз из тщеславия употреблял для своих церквей тот материал, который в данной местности не имелся, и стоило дорого выписывать его. Утварь церковная вся от Овчинникова, серебряная и золотая с эмалью. Выносное Евангелие было такой тяжести, что трудно бывало даже приподнять его и почти нельзя было им пользоваться. Всей роскоши не опишешь: это единственная область, где за деньги всё купишь; ну, и благо имеющим!»О Дервизе Людмила Иосифовна написала без злости, зависти, с жалостью к человеку, потерявшему любимых сына и дочь. Сами Автономовы, судя по всему, богатства так и не нажили.



Служил Богу, царю и Отечеству


Сведений об этой семье на сегодняшний день крайне мало. В отличие от других зятьёв протоиерея Иосифа Васильева (Катанский, Левицкий, Аннин, Аничков) Александр Афанасьевич Автономов в энциклопедии не вошёл. Между тем с большой долей вероятности можно предположить, что человеком он был незаурядным. Вот как отзывался о нём муж Софии Васильевой профессор Петербургской духовной академии Александр Львович Катанский. «Лекции по церковной географии и статистике читал А. А. Автономов, даровитый, обладавший прекрасным даром слова и большим остроумием, но, к сожалению, не привившийся к академии и вскоре (через год) оставивший её сначала для светской службы, а потом для служения в священном сане».Почему молодой приват-доцент и супруг не «привился» в академии, которую сам же недавно блестяще окончил? Что заставило его поступить в кредитную канцелярию? Но и там его хватило всего на три года. Пришлось вмешаться в судьбу мужа своей дочери самому протоиерею Иосифу Васильеву. Именно благодаря своему влиятельному тестю Александр стал священником при частной церкви господина Дервиза в итальянском Лугано.


Казалось бы, служи, наслаждайся окружающей природой. Тем более что родственники жены рядом, всегда поддержат. Сестра, которую упоминает в своих воспоминаниях Людмила Автономова, очевидно, и есть та самая Надежда, чей муж, знаменитый настоятель Флорентийского собора Владимир Иванович Левицкий, тогда ещё служил в Ницце. Вот какую подробность приводит Людмила Иосифовна: «Левицкий выписал себе бочонок селёдок и поделился с нами. Чудное небо, ароматы цветов, тепло – и селёдка!!!» Три восклицательных знака говорят о многом, тем более что им предшествуют такие строки: «Я бы с радостью поселилась на всю жизнь в Ницце, но моему мужу не нравился климат с его довольно резкими переходами от жары к свежести; в квартире было свежо, когда на улице случалось 2-3 градуса тепла, но у нас была кафельная печь, которую топили оливковыми дровами. Муж мой не мог равнодушно смотреть, как бросали в печь красивые оливковые поленья, и всё отбирал и прятал лучшие, к великому изумлению прислуги, спрашивавшей: на что же нужна эта дрянь?! Не нравилось моему мужу, что нет зимы, а главное – селёдок; они там тогда были редкостью».


Конечно, не в отсутствии зимы и селёдок было дело. И, наверное, даже не в том, что не сложились отношения с Дервизом. Видимо, не на столько они испортились, если следующим местом службы Александра Афанасьевича стал Гатчинский сиротский институт. Тот самый, в котором в своё время директорствовал Григорий Иванович Дервиз, а экономом служил отец жены Павла Григорьевича.


Затем была работа в духовно-цензурном комитете Священного Синода. Одно время Александр Автономов служил в Спасо-Конюшенной церкви, был протоиереем Зимнего дворца. Но лично меня заинтересовала служба Александра Афанасьевича в Петергофской придворной церкви. С середины XVIII века Большой петергофский дворец являлся местом официального представительства императорской власти. В летние месяцы, когда Петергоф превращался в своеобразную «загородную столицу» империи, придворная церковь становилась центром религиозной жизни русского двора. Она была свидетелем семейных торжеств в доме Романовых; представители лучших аристократических семейств сочетались браком и крестили новорождённых в её стенах; отправлявшиеся здесь богослужения отмечали дни государственных и религиозных праздников. На эту тему написано много диссертаций, статей в различных, особенно питерских изданиях. И почти во всех в списках использованной литературы значится – Автономов А.А. Историко-статистическое описание императорских придворных церквей в г. Петергофе и его окрестностях. – СПб., 1888. Сдаётся мне, что как раз этот труд и послужил фундаментом для научных изысканий многих советских и российских учёных. Вот и выходит, что Александр Афанасьевич Автономов послужил не только Богу, царю, но и соотечественникам-потомкам.


Умер он в 1914 году. Через год в «Историческом вестнике» были опубликованы «Воспоминания» его жены. Как сложилась дальнейшая судьба Людмилы Иосифовны, её дочери Лидии, мы пока не знаем. Известно только, что жили они на улице Шпалерной, 26. Это был доходный дом Е. А. Полубояриновой. В связи с этим закончу сегодняшнюю публикацию ещё одной цитатой из книги дочери протоиерея Иосифа Васильева: «Я была совершенно лишена способности к рисованию и до конца жизни не могу правильно провести черту, даже при помощи линейки, которую ставлю криво. Всё же в классе работала, целый год сидела над маленьким домиком – нарисую, учитель сотрёт и сам нарисует… Не суждено было мне, видно, владеть собственным домом»… .

 
По теме
22 марта в православном церковном календаре, это день почтения памяти сорока мучеников Севастийских, а в народе это день называют "СОРОКИ", или "Жаворонки".
Состоялось заседание Епархиального совета - Елецкая епархия В малом зале епархиального управления под председательством Преосвященнейшего епископа Елецкого и Лебедянского Максима состоялось первое в этом году заседание Епархиального совета.
Елецкая епархия
Мощи святых Вонифатия и Екатерины привезут в Липецк 31 марта - Липецкая ГТРК Юля Кобзева Ковчеги примет Христо-Рождественский собор В Липецке собор в предстоящее воскресенье, 31 марта, в Христо-Рождественский кафедральный собор привезут мощи мученика Вонифатия и великомученицы Екатерины.
Липецкая ГТРК
В пятницу первой седмицы Великого поста управляющий епархией совершил Литургию Преждеосвященных Даров в кафедральном соборе г. Липецка - Липецкая Епархия 22 марта 2024 года, в пятницу первой седмицы Великого поста, Высокопреосвященнейший Арсений, митрополит Липецкий и Задонский,
Липецкая Епархия
Специалисты из Воронежа провели прием юных липчан - Управление здравоохранения 28 марта 2024 года на базе поликлиники ГУЗ «Областная детская больница» был организован консультативный прием специалистами клинических кафедр Воронежского государственного медицинского университета имени Н.Н.
Управление здравоохранения
Фонд «Милосердие» передал липецким медикам высокотехнологичное оборудование - Липецкая ГТРК Лия Мурадьян Помочь с закупкой попросили сами врачи Фото предоставлено пресс-службой Фонда «Милосердие» Благотворительный фонд «Милосердие» помог оснастить липецкую городскую больницу №3 современным медицинским оборудованием.
Липецкая ГТРК